Русская классика стала для меня откровением

Современная русская художественная литература переживает своеобразный "десант" со стороны священства. Священники всегда были пишущими людьми, но раньше они избегали в своем творчестве жанров, устоявшихся в художественной литературе. Что Вы, как один из художественно мыслящих священников, думаете об этом новом литературном движении?

Прежде всего, надо отметить тот факт, что православное духовенство XXI века в подавляющем большинстве не сословно. Русское религиозное возрождение начавшееся в 90-е годы ХХ века и продолжающееся по сей день привело в лоно Церкви людей самых различных социальных слоев и профессий. Это и ученые физики, и врачи, учителя и военные и т. д. Среди таковых конечно и творческая интеллигенция: журналисты, историки, художники и писатели. Многие их них восприняли благодать пастырского служения и принесли к Церковному Алтарю свои дары данные им Богом. Так, например, Ярослав Шипов, до своего священства уже был профессиональным писателем. Став священником он выпускает сборник своих замечательных рассказов, в котором художественный реализм обретает акцент церковного, пастырского служения. Так и зародилось новое направление в беллетристике, которое сейчас некоторые называют иерейской прозой.

Свой писательский путь я начал в те же 90-е годы, хотя призвание к сочинительству ощущал с самого детства. Так уж совпало, что осуществив свою детскую мечту писать книги я невольно попал, что называется «в струю» всеобщего интереса людей пришедших в Церковь и жаждущих осмысления своего выбора, в том числе и через художественную литературу. Одна моя читательница писала мне, что до своего прихода в Церковь она воспринимала духовенство как инопланетян, далеких и непонятных ей, а после чтения моих рассказов священники стали ей ближе и понятней.

По моему твердому убеждению художественная литература, написанная священниками, приоткрывает для мирян не только внешнюю сторону жизни пастыря, но и его внутренний мир, где он может почти в исповедальной форме поведать о своих радостях и скорбях, сомнениях и надеждах. Да, священник такой же человек как и все - со своими слабостями и высокими стремлениями, падениями и взлетами.

Но что-то же происходит с человеком, когда на него епископ возлагает руки и призывает благодать Святаго Духа «немощная врачующих и восполняющая оскудевающих»? Естественно, что таинство священства не прибавляет человеку литературного таланта. Если его нет, то не будет и после рукоположения. Но если у священника есть дар через художественное слово донести до людей простую Истину, что они рождены для жизни вечной, то он не имеет права зарывать свой дар.

Священник обязан использовать для проповеди все имеющиеся возможности. Если он был хорошим врачом, пусть вспомнит подвиг святителя Луки (Войно-Ясенецкого), если был художником, пусть не забывает апостола и евангелиста Луку и пишет иконы, если был хорошим музыкантом, то пусть и через музыку говорит о Христе, как делает в настоящее время митрополит Илларион (Алфеев).

Вы упомянули о переписке с читателями. Знакома ли Вам реакция на ваших персонажей, которые по большей части - люди Церкви, со стороны невоцерковленных, пока что, людей?

Впечатления положительные. Так например одна читательница, сама женщина церковная, прочитала мой рассказ "Юродивый Гришка" во время праздничного застолья собравшимся нецерковным родственникам. Все в том числе и молодые стали бурно обсуждать и пришли к выводу, что человеку на самом деле надо не так много в этой жизни для счастья, в то время как современное общество зараженное бациллами потребления идет к краху, а, между тем, святость оказывается доступна и обычному человеку возложившему свое упование на Бога.

Вы родились в семье инженера, в советское время, а стали священником. Причем, Вы очень решительно выбрали свой путь, поступив в духовную семинарию в возрасте 21 года в 1976 году. Все это, по меньшей мере, производит впечатление на людей, которые знакомы с СССР не понаслышке. Кто подсказал Вам этот выбор - люди или книги? И духовные книги и верующие люди были редкостью в те времена.