Икона в русской словесности
Почему именно феномен иконы, его влияние на русскую словесность и культуру стал предметом Ваших творческих интересов?
Вся моя жизнь связана с иконой. Сколько себя помню, у нас в доме в красном углу всегда стояли иконы и горела лампада. Я рос с мамой, бабушкой и дедом. Мы часто переезжали, но каждый раз в новом доме занимали свое место иконы, а перед ними зажигалась синяя лампадочка. Так что я вырос под иконами, а, может быть, под ними и родился. Надеюсь, под ними и умру.
Соседи, когда заходили к нам в гости, говорили моему деду: «Василий Васильевич, как вы не боитесь иконы на виду держать. Ведь Хрущ опять гонения развязал!» Дед улыбался хитровато голубыми глазами, крестился на иконы левой рукой (правую потерял на гражданской) и приговаривал: «Бог не выдаст, свинья не съест».
Но Вы изучали историю иконописи?
Во время учебы во Владимирском пединституте я ходил на курсы экскурсоводов, там мы изучали историю русского иконописания. Может быть, поэтому в Венгрии, где я живу и работаю с 1977 года, я ввел в курс истории русской культуры обязательные лекции об иконописи. Поз- же я изучал иконопись и иконографию в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже под руководством прото- иерея Николая Озолина-старшего. Очень благодарен ему и за вдохновенные лекции, и за талантливые статьи и книги.
Каким образом Вы вышли на проблемы взаимосвязи иконы и литературы?
В Венгрии, когда я начал объявлять спецкурсы по богословию иконы и истории иконописания, коллеги стали мне говорить, что я взялся не за свое дело, что я филолог и должен заниматься словесностью. Может быть, именно это сыграло свою роль. Однажды, читая Максимилиана Волошина, я наткнулся на несколько стихотворений, посвященных иконе. У него ведь есть целая поэма о Владимирской иконе Божией Матери и большая статья об иконах. Так в 1984 году у меня соединились интерес к иконе и к русской словесности. Потом появились статьи на похожие темы: икона в творчестве Николая Клюева, Бориса Пастернака, Вячеслава Иванова. Вслед за этим я перешел к золотому веку в русской словесности и появились исследования о роли иконы в творчестве Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Лескова, Мельникова-Печерского, Достоевского, Толстого. Всех не перечислить. В книге «Икона в русской художественной литературе» (2002) я рассматриваю творчество примерно сорока русских поэтов и прозаиков.
Позже мне пришлось просмотреть с этой точки зрения и произведения менее известных писателей, таких как Писемский, Крестовский, Мережковский или Боборыкин.
А более конкретно Вы не могли бы рассказать?
Мы много говорим об иконе с точки зрения истории, эстетики, богословия. Но если сейчас спросить человека о той роли, которую сыграла икона в русской словесности, то большинство затруднится с ответом. Между тем, тема очень интересная и нужная. Икона, бесспорно, повлияла не только на русское и зарубежное искусство, но и на словесность. Ведь фактически именно икона создала в древнерусской словесности целый жанр! Я имею в виду сказания о чудотворных иконах. Таких произведений сохранилось тысячи, и они в настоящее время издаются, исследуются, привлекают к себе все больше внимания. Что же касается словесности XIX-XX веков, то там интересно проследить, как разные писатели использовали икону, с какими художественными целями, в каком художественном контексте, какую роль играла икона в развитии фабулы того или иного произведения. И надо сказать, что русская словесность всегда помнила — помнит и сейчас — о своем христианском прошлом, ведь она формировалась в лоне Православия. Точно так же она помнит и об иконе, об иконописи. В одном из произведений Лескова икона стала главным героем повести. Нет такой темы, связанной с иконой, которую бы не затронула русская словесность. Это и краски иконы, и ее певучие линии, и богословие иконы, и роль иконы в православном быту, и труд иконописца, и иконография многих православных образов, и чудотворения от икон.
Назовите мне сейчас какую-либо тему, связанную с иконой, и я скажу вам у какого писателя, в каком произведении можно найти художественную разработку этой темы. Иконные эпизоды, иконные темы и мотивы в словесности помогают глубже понять произведение, иногда и творчество писателя в целом. Можно с уверенностью сказать, что русские писатели с большим знанием дела пишут об иконах, относятся к иконе с любовью и восхищением. И это естественно, ведь истинной вершиной мирового искусства является не живопись эпохи Возрождения, как принято считать, а русская икона XIV-XV веков. Сейчас это становится все более очевидно.А из писателей XX века кто обращался к теме иконы?
В XX веке иконные темы и мотивы можно найти у Горького, Пильняка, Ремизова, Замятина, Платонова, Булгакова, Шмелева, Солженицына, Солоухина, а также у поэтов Блока, Есенина, Ахматовой, Цветаевой и других. Разве только один перечень имен русских писателей не говорит о том, насколько широка и интересна тема взаимосвязей между иконой и словесностью?
И в русской литературе нет исключений? То есть абсолютно все писатели и поэты положительно оценивали икону и иконопись?
Из русских писателей, которые с непониманием, а иногда враждебностью относились к иконе, можно назвать, пожалуй, лишь Толстого и Маяковского. В хрущевские времена были написаны откровенно антииконные произведения, но о них не стоит говорить, поскольку они были написаны по заказу и слабы с художественной точки зрения.
В чем Вы видите причины такой действительно тесной взаимосвязи между иконой и литературой?
Икона изначально связана со словом. Сын Божий Иисус Христос не только Слово, Логос, но и Образ Отца, как говорит святой апостол Павел. Причем, в Послании апостола на месте русского слова образ стоит слово икона. Таким образом, единство Слова и иконы имеет своим источником Второе Лицо Пресвятой Троицы. Кроме того, слово освящает икону: на церковном образе обязательно присутствует слово в виде надписания.
Помимо научных трудов Вы пишите художественные произведения, в которых используете свои знания об иконографии. Что побудило Вас обратиться к этому направлению литературного творчества?
На этот вопрос мне очень легко ответить. Как-то моя младшая дочь Марина сказала: «Папа, ты столько книг написал об иконах, но их мало читают, потому что они слишком сложные. Не мог бы ты написать то же самое об иконах, но в художественной форме». Я думал над этими словами года два-три, а потом взялся за роман. Повесть «Не опали меня, Купина. 1812» — это вторая часть романа. Он почти закончен. У меня есть также два неопубликованных сборника рассказов. Так что я благодарен дочери за то, что она подвигла меня на литературное творчество. Кстати, и первыми читательницами моих произведений были дочери. Мне было очень интересно работать над этой повестью. И хотя главный герой — человек (французский офицер, который в 1812 году украл из московского храма икону), все же, когда меня спрашивают, я говорю, что главный герой повести — икона, чудотворная икона.
И Вам так легко дался переход от литературоведения к художественному творчеству?
Во-первых, в молодости я писал рассказы и повести. Оставил это ради преподавательской деятельности, литературоведения и иконоведения.
Во-вторых, я продолжаю преподавать, пишу научные статьи, и только в свободное время, которого всем и всегда не хватает, пишу художественную прозу.
Какую главную мысль Вы хотите донести до читателя в своих книгах?
Я думаю, что словесность, как и философия, во все времена занималась одной триадой: Бог, мир, человек. Художественное произведение не может быть совершенным, если в нем нет художественных ответов на те вопросы которые испокон веков стоят перед человеком. Писатель может и не говорить о Боге, но при этом в своем художественном творчестве оставаться христианином. Сама атмосфера произведения, мировосприятие писателя, которое неизбежно отражается в его творчестве, могут вести к истинному познанию Бога, природы, смысла жизни человека.
А более конкретно: что может и должна нести современная литература человеку?
Исходя из современной действительности, из литературной жизни, я бы ответил так: призвание словесности восполнять то, чего не хватает в мире и в искусстве. Сейчас не хватает добра, любви, красоты, веры, надежды, радости, света. В настоящее время существует как бы три литературы: массовая литература, можно сказать паралитература, которой забиты магазины и прилавки. Ее количество оправдывают тем, что она якобы пользуется наибольшим спросом. Даже если это так, то получается, что призвание литературы удовлетворять самые низкие потребности читателя.
Второй слой — интеллектуальная проза, которая предназначена для узкого круга ценителей. И есть словесность, которая стремится поднимать, возвышать и преображать человека. И здесь надо сказать, что эта цель не должна быть видна читателю. Художественное слово не терпит поучения, назидания. Призвание такой словесности состоит в том, чтобы из нее на читателя лились потоки веры, надежды, любви и света. Говорят, самые лучшие результаты дает воспитание, которое незаметно; человек даже не замечает, что его воспитывают. Мне кажется, словесность призвана именно к этому: художественная форма дает возможность выразить невыразимое, поднять и преобразить человека подчас незаметно для него самого. Если произведение укрепляет человека в вере или ведет его к ней, если дает надежду не только в этой жизни, но и надежду на жизнь вечную, если произведение несет читателю любовь, а для этого оно само должно быть наполнено любовью, то оно выполняет свое призвание перед Богом. Ведь талант писательский имеет своим источником Творца. И это ли не катарсис, который еще Аристотель считал главным призванием искусства. Итак, вера, надежда, любовь и радость, которую никто не отнимет, поскольку ее дарует Господь Иисус Христос. Если это есть в произведении, то уходит на второй план вопрос о теме произведения. Вера, надежда и любовь способны пронизывать и преображать любые темы, любые обстоятельства и положения, как реальные, так и художественные.