Иконы и иконописцы в Киево-Печерском патерике

научно-популярная статья

Патерики, как это явствует из их названия, посвящены монахам-подвижникам — преподобным отцам, их жизни и учению. Но иногда в патериках встречаются сказания об иконописцах и чудотворных иконах. Киево-Печерский патерик, составленный в начале XIII века, выделяется среди книг такого жанра своим особым вниманием к иконе и иконописцам и дает богатый материал для изучения особенностей иконопочитания в первые века христианства в Древней Руси. Упоминание об иконе встречается в начале Патерика в сказании о создании Печерской церкви (см. Патерик 1980:418-423). Во Влахернском храме Константинополя четырем зодчим явилась Богородица, повелела взять золота на три года, показала «церковь на воздухе», которую они должны построить в Киеве, а в напутствие дала святую икону, которая должна была стать наместной в новопостроенной церкви. Какая это была икона, в Патерике не говорится, но поскольку главный храм Печерского монастыря освящен в честь Успения, значит, скорее всего это была икона Успения Богородицы. Она должна была находиться в местном ряду иконостаса — вторая справа от царских врат после иконы Спасителя. Возможно, но менее вероятно, что имеется в виду не собственно местная икона, а икона Богородицы местного ряда — первая слева от Царских врат. Это соображение вызвано тем, что в Печерской церкви на этом месте находится икона Одигитрии, Путеводительницы, а зодчие получили икону как благословение в путь. Поэтому преподобный Антоний следующими словами приветствует пришедших: «Благословен приход вашь и добру съпутницю имеете, сию честную икону Госпожину...» (Патерик 1980:420).

Повествование об иконах встречается также в «Слове о приходе иконописцев к игумену из Царьграда». Через десять лет после вышеописанного события греческим иконописцам в Костантинополе явились два старца и подрядили их расписать церковь в Киеве. Старцы заплатили иконописцам вперед. Когда греческие мастера еще только подплывали к Киеву, они увидели на берегу храм, поразивший их своими размерами — была «церковь велика велми». Они хотели отказаться расписывать ее и вернуть взятое авансом золото. Но когда мастера назвали подрядивших их старцев по именам, выяснилось, что они имеют в виду основателей монастыря преподобных Антония и Феодосия, которые умерли десять лет назад. Игумен Никон — преемник преподобного Феодосия — сообщил это иконописцам, но они не хотели верить и привели греческих и кавказских купцов, которые в Костантинополе также видели старцев и были свидетелями подряда. В этой ситуации все недоумения разрешают иконы: приезжие просят показать им иконы преподобного Антония и Феодосия. Увидев же иконные лики святых, иконописцы и купцы узнали подрядивших их старцев и поклонились им, говоря: «Сии еста воистинну, и веруем, яко жива еста и по смерти, и можета помогати, и спасати, и заступати прибегающих к нима» (Патерик 1980: 426).

Здесь нам кажется интересным факт использования иконы для узнавания лица, изображенного на ней. В Деяниях VII Вселенского Собора рассказывается, что византийскому царю Константину Великому в бытность его язычником явились во сне святые апостолы Петр и Павел. Они повелели ему прекратить преследование христиан и вернуть из изгнания папу Сильвестра. Когда папа Сильвестр был доставлен в столицу империи, царь рассказал ему свой сон. И, как говорится в Деяниях, «первым вопросом императора было: нет ли какого-либо изображения этих апостолов, чтобы по живописи он мог узнать, что это именно те лица, которых он видел в откровении. Тогда святый Сильвестр послал диакона и велел ему принести икону апостолов. Взглянув на нее, император начинает говорить громко, что это те именно, которых он видел...» (Деяния 1891:66-67). Икона — не портрет, который стремится прежде всего к внешнему сходству и старается передать индивидуальные черты человека. Икона изображает тип, а не индивидуальность, дает обобщенный образ святого, а не анатомически верное его изображение. Святой уже в Царстве Небесном. Согласно апостолу Павлу, святые имеют новое тело — «небесное», «духовное» (1 Кор. 15:40, 44), ведь плоть и кровь Царства Божия не наследуют (1 Кор. 15:50). Вот это тело духовное и призвана изобразить икона. В лике святого на иконе должны быть прежде всего соборные черты, присущие святым вообще, чтобы при первом взгляде на икону человек видел, что это изображение святого. И иконописец, придавая иконе святого его характерные индивидуальные черты, должен соблюдать меру, чтобы не превратить ее в портрет, чтобы внешнее сходство не стало самоцелью. Как правило, первые иконы святых, написанные через некоторое время после их смерти, несут в себе больше портретного сходства с изображаемым, чем иконы более поздние. И это происходит не потому, что одни иконописцы еще застали святого в живых, другие же его не видели, а скорее потому, что необходимо какое-то время после кончины святого, чтобы приглушились (но не исчезли совсем) индивидуальные, личностные черты и выявились черты соборные, типические. Первые иконы святых апостолов Петра и Павла, как позже преподобных Антония и Феодосия, видимо, имели внешнее портретное сходство со святыми и могли быть использованы для опознания.

Второй эпизод, связанный с иконой в том же «Слове о приходе...», происходит во время плавания иконописцев по Днепру. Намерение отказаться от росписи Печерской церкви, как уже говорилось, у них возникло еще на реке, когда они подплывали к Киеву. Иконописцы решили вернуться в Константинополь, но ладья сама шла вперед против течения, и за одну ночь они проделали путь, который другие совершали едва ли за три. На другую ночь им явилась наместная чудотворная икона Пресвятой Богородицы (та, что была дана зодчим в напутствие Самой Богоматерью за десять лет до этих событий) и сказала им: «Человеци, что всуе мететеся, не покоряющеся воли Сына Моего и Моей; и аще Мене преслушаетеся и бежати въсхощете, вся вы въземше и с ладиею поставлю в церкви Моей. И се да увесте, яко оттуду не изыдете, но ту в монастыри Моем остригшися и живот свой скончаете...» (Патерик 1980:426). Иконописцы не вразумились и на третью ночь изо всей силы гребли вниз по течению, но ладья упорно шла вверх к Киеву. Только тогда они смирились и пришли к игумену.

Чудотворная икона, явившаяся иконописцам, — не первая чудотворная икона Киевской Руси. В столице древнерусского государства славилась икона Богородицы Пирогощей, которой после бегства из плена поехал поклониться князь Игорь в «Слове о полку Игореве»; в Вышгороде — дар царьградского патриарха Луки Хризоверга икона Божией Матери Умиление, позже получившая наименование Владимирской. Большая часть чудотворных богородичных икон — изображения Богородицы с Младенцем. Обычно это Одигитрия (например, Смоленская), Умиление (например, Владимирская) или Знамение (например, Новгородская). Реже встречаются чудотворные образы Богоматери без Младенца (например, Боголюбская). Здесь же мы видим явление чудотворной иконы праздника. Согласно календарю, Рууская Церковь чествует как чудотворные иконы всего трех Богородичных праздников: Рождества Богородицы (Глинская, Лукиановская и Сямская иконы), Благовещения (Киевская, Устюжская и Московская иконы) и Успения (Киево-Печерская, Псково-Печерская и Пюхтицкая иконы). Уникальность описанного в «Слове о приходе...» явления чудотворного образа состоит в том, что это первая чудотворная праздничная икона и это первая чудотворная икона Успения Богоматери в Древней Руси.

Повествование о другой знаменитой киевской чудотворной иконе мы находим в житии преподобного Алипия иконописца, написанном архимандритом Поликарпом. Когда греческие мастера украшали алтарь мозаикой, икона Пресвятой Богородицы изобразилась сама и просияла нестерпимым светом, так что мастера упали ниц. Подняв глаза, они увидели, как из уст явленной иконы Пресвятой Богородицы вылетел белоснежный голубь, воспарил вверх, к образу Христа Спасителя, и скрылся за ним. И когда они смотрели вверх, голубь выпорхнул из уст Спасителя и, летая по храму, стал садиться на изображения святых — кому на голову, кому на руку. Затем он скрылся за наместной иконой Богородицы, явившейся на Днепре иконописцам. Присутствовавшие стали искать голубя за завесой возле намест- ной иконы, но он вылетел опять из уст новоявленной иконы и влетел в уста Спасителя, и тут икона еще раз просияла неизреченным светом.

Красивое киевское сказание о явлении иконы Богородицы имеет древний прототип. Первое сказание о самоизобразившемся образе описывает события I века в г. Лидде. Апостолы Петр и Иоанн проповедовали там христианство, устроили общину и построили храм. Когда они вернулись в Иерусалим, то попросили Богородицу пойти с ними в Лидду, чтобы поддержать новоустроенную общину и благословить храм. Богородица обещала им быть там. Когда апостолы вернулись в Лидду, они увидели в храме на столпе нерукотворное изображение Богоматери. Изображение Богородицы в Лидде было фреской. В издании Печерского патерика 1903 года, которое представляет собой переложение или, скорее, пересказ этого произведения, говорится, что киевская явленная икона представляла собой фреску (Патерик 1903:63). Но в оригинальном тексте мы читаем, что мастера украшали алтарь мусией, т. е. мозаикой (Патерик 1980:588), а значит, в отличие от Лиддской, Киевская икона была мозаичная. Весь алтарь этого храма украшен мозаикой, фресок там не было (см. София 1971:14-28).

Другое, что обращает на себя внимание в сказании, — это двукратное явление яркого света от образа Богородицы. Автор Патерика сообщает, что «внезапу просветися образ Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии паче солнца, и не могуще зрети, падоша ниць ужасни» (Патерик 1980:588). А через некоторое время еще раз: «пакы свет паче солнца осеа тех, изимаа зракы человеческыа» (Патерик 1980:588). Очевидно, что автор отсылает читателя к событию Преображения Господня, которое описывается в Евангелии. Апостол и еван- гелист Матфей пишет: «и просветися лице его яко солнце, ризы же его быша белы яко свет» (Мф. 17:2). В XIV веке в спорах о природе явленного Христом света на горе Фавор Церковь приняла учение святителя Григория Паламы о Божественном происхождении явленного Христом света, его нетварной природе. Фаворский свет был тем самым светом, который воссиял в начале сотворения мира, в первый день, до того, как в четвертый день Бог сотворил свет физический — солнце, луну и звезды (Быт. 1:3, 14). Сказание Патерика, без сомнения, хочет засвидетельствовать, что нетварный Божественный свет может излучать Сама Божия Матерь через Свою чудотворную икону, что является довольно смелым утверждением с богословско-догматической точки зрения, тем более, что оно сделано задолго до начала исихастских споров в Византии, хотя уже в Акафисте Пресвятой Богородице (VI в.) читаем: «Радуйся, свет неизреченно родившая» (Акафистник 1993:1, 42). Ослепительный свет, увиденный присутствовавшими, — это возвеличение Богоматери, которая в рождестве Сына Своего исполнилась Божественного света и с того момента наравне с Сыном может излучать принятый Ею в Себя Божественный свет. Это также и подтверждение чудотворности образа, и возвеличение иконы, способной стать окном, через которое льется в мир из Царства Небесного нетварный свет.

С явлением чудотворной самоизобразившейся иконы связано освящение росписей и икон храма, всего иконотопоса новой церкви. Вначале присутствующие не понимают, что это за голубь, и даже пытаются его поймать как случайно залетевшую с улицы птицу. Но скоро всем становится ясно, что это был Святой Дух, Который освятил каждое изображение и храм в целом. По православным представлениям, Иисус Христос, Богородица, святые не просто изображаются, но реально присутствуют на своей иконе, они слышат молитвы человеческие и по вере человека всегда готовы оказать ему помощь. Почитание, которое человек воздает образу, это не почитание дерева и красок, что было бы идолопоклонством, а мысленное воззрение на Первообраз. Но кто обеспечивает реальное присутствие святого на своей иконе, кто возносит почитание образа к Первообразу? Ответ на этот вопрос, как мы видели в главе «Святой Дух в иконе», дал святитель Василий Великий: «Невозможно иначе видеть образ Бога невидимого как только в озарении Духа... При озарении только Духа, собственно и надлежащим образом, видим сияние славы Божией...» (Василий 1845:330-331). Сказание о явлении иконы, об излучении ею неизреченного света и о Святом Духе в виде голубя, освятившего иконы, мозаики и фрески, является утверждением и словесной иконой приведенных слов святителя Василия. В иконопочитании Первообраз, Святой Дух, образ и свет действуют в гармонии и единстве. Явление в храме Святого Духа в виде голубя и предваряется, и завершается явлением ослепительного чудесного света.

Интересно в этом эпизоде проследить «маршрут» голубя. Он вылетает из уст новоявленной иконы — скрывается за изображением Спасителя в куполе — вылетает через уста Спасителя — садится на голову или на руку изображенным святым — скрывается за местным образом Богородицы в иконостасе — но вылетает из уст алтарного образа — скрывается в устах подкупольного образа Спасителя. Голубь, символизирующий Святого Духа, вылетает из уст иконы Богородицы. Богоматерь в Сказании становится одним из источников, низводящих в мир Святого Духа. Далее голубь поднимается вверх, к образу Спасителя. Очевидно, имеется в виду фреска Спаса Вседержителя в куполе храма. Там он исчезает, но вылетает опять не из-за образа, а из уст Спасителя, и только тогда освящает изображения святых на стенах и на иконах храма. Святой Дух связывает в некое духовное единство Богородицу, рожденного Ею Спасителя и святых, благоугодивших Ему своей святой жизнью. Затем голубь снова исчезает, но уже за известным нам наместным образом Успения Богородицы в иконостасе, тем самым выделяя его из других икон храма и как наместный, и как чудотворный, который привел и зодчих, и иконописцев в Киев для строительства и росписи храма. Когда приставили лестницу, чтобы поймать голубя, то он опять вылетел из уст, но не местной иконы, а новоявленного мозаичного образа в алтаре. Тем самым он невидимо соединил два богородичных образа — местный и алтарный. После этого присутствующие понимают, что это не обычный голубь: ведь он таинственным образом преодолевает пространство, легко уходит за границы видимого мира и вновь появляется в любом месте. Наконец, голубь летит опять вверх и скрывается от присутствующих через уста подкупольного образа Спасителя. Круг — символ вечности — завершен. Святой Дух, оставив на земле знаки Своего невидимого присутствия, вознесся к месту Своего предвечного пребывания во Святой Троице, а церковь из культового строения преобразилась в храм, в эонотопос, в особое место, на которое во время совершения богослужений сходит Святая Божия вечность.

С наместной чудотворной иконой Богоматери, принесенной из Царьграда, связано еще одно патеричное сказание. В Киеве проживали два именитых человека, бывшие в большой дружбе. И вот однажды в Печерской церкви они вместе увидели чудо: опять воссиял от чудотворной иконы Богородицы неизреченный свет ярче солнечного. Друзья расценили это как знак особой милости Божией и «в духовное братъство приидоста». Спустя некоторое вре- мя Иоанн тяжело заболел. Перед смертью он раздал свое имущество нищим, а долю своего малолетнего сына Захарии отдал на сохранение Сергию. Когда Захария возмужал и хотел получить деньги отца, Сергий начал божиться и клясться, что никаких денег не получал. Тогда Захария, с верою и любовью почитавший чудотворный образ Богоматери, нашел такой выход: «Прииди и клени ми ся, — сказал он Сергию, — в церкви Печерской, пред чюдною иконою Богородичиною, иде же и братъство възя с отцем моим» (Патерик 1980:428). Сергий ради денег пошел на клятвопреступление: он поклялся перед иконой и хотел приложиться к ней, но не смог даже приблизиться к чудотворному образу. А когда выходил из храма, внезапно начал бесноваться и кричать, назвав тут же и место, где спрятаны деньги. Когда взяли деньги, то их оказалось в два раза больше, чем было спрятано. Захария, увидев такое чудо, отдал обретенное богатство игумену и постригся в иноческий чин. На деньги же эти был построен храм в честь Иоанна Крестителя, святого покровителя отца Захарии.

В этом повествовании речь идет о нескольких чудесах от наместной иконы Богородицы: чудотворная икона, как и явленная мозаичная, воссияла неизреченным Божественным светом; икона не позволила приблизиться к себе клятвопреступнику Сергию; икона наказала Сергия одержимостью, отдала его во власть бесов; она заставила Сергия признаться, где спрятаны деньги; икона удвоила богатство Иоанна; наконец, она привела в монашество юного Захарию.

Сказание сообщает также, что «оттоле не дадяху клятися святою Богородицею никому же» (Патерик 1980:430). Этот запрет может быть понят прежде всего как следование евангельской заповеди. В Нагорной проповеди Иисус Христос призывает учеников: «...слышасте, яко речено бысть древним: не во лжу кленешися... аз же глаголю вам не клятися всяко» (Мф. 5:33-34). Но этот запрет не случайно введен после случая с Сергием, он имеет практическое значение: опять может появиться человек, который по неверию своему вздумает поклясться перед чудотворной иконой и подвергнется от нее наказанию.

Другое сказание повествует о черноризце Печерского монастыря Еразме. Он был очень богат и очень почитал иконы. Все свое богатство он потратил на украшение икон, жертвуя деньги на золотые и серебряные оклады и драгоценные камни для риз. Никаких средств не жалел для икон Еразм, и так скоро он «обнища велми». Тогда нечистый вложил Еразму в сердце лукавую мысль, что для спасения души богатство лучше было бы раздать нищим, потратить на милостыню. Еразм от этой мысли пришел в уныние, перестал радеть о своем монашеском житии, проводил дни «в всяком небрежении и бещинно». Наконец, он сильно разболелся, ослеп и долго лежал не дыша. И вот во сне ему явилась Пресвятая Богородица и сказала: «Еразме! Понеже ты украси церковь Мою и иконами възвеличи, и Аз тя прославлю в Царствии Сына Моего, убогыя бо всегда имате с собою» (Патерик 1980:509). Еразм рассказал о своем видении братии, исповедовался в грехах, был пострижен в схиму и на третий день мирно отошел ко Господу.

Это сказание интересно особым отношением к украшению икон. Драгоценные золотые или серебряные оклады икон — это не бесцельная роскошь, они служат благолепию храма, который есть дом Божий. Богатство храма неотчуждаемо принадлежит Богу, но служит всем. Оно выполняет прежде всего богослужебную литургическую функцию. Хорошо раздать свое имение нищим, и к этому призвал Христос богатого юношу, который захотел стать совершенным (Мф. 19:21). Но можно потратить свое богатство на иконы Божии, на их украшение, и Господь примет эту жертву от человека так же, как если бы это была милостыня нищим.«Убогыя всегда имате с собою», — говорит в видении Еразму Богородица. Перед нами скрытая цитата из Евангелия. В Вифании в доме Симона прокаженного женщина возливала на голову Иисуса драгоценное миро. Ученики негодовали и говорили, что лучше бы это масло продать, а деньги раздать нищим. Иисус же остановил их следующими словами: «...всегда бо нищыя имате с собою» (Мф. 26:11). Итак, украшение иконы, храма в этом эпизоде выглядит даже несколько предпочтительнее милостыни, творимой нищим, вероятно, потому, что жертва на икону непосредственно относится к Богу, а милостыня лишь косвенно — через нищего.

Одно из самых интересных повествований Киево-Печерского патерика — сказание об Алипие иконописце. Преподобный Алипий был учеником греческих мастеров, которых привела в Киев наместная икона Богородицы. Он был свидетелем чуда самоизображения иконы Богородицы на стене алтаря, двукратного воссияния света и освящения храма Святым Духом. Алипий — первый древнерусский иконописец и первый святой иконописец. Алипий был также первым известным в Древней Руси реставратором. Сказание говорит, что он просил своих друзей приносить к нему обветшалые иконы, поновлял их, а потом иконы ставили на место (Патерик 1980:590). Работоспособность иконописца удивляла всех. Ночи он проводил в молитве, а после с утра до вечера писал иконы, так что их хватало всем — и игумену, и братии. Чаще всего иконописец не брал ничего за свои нелегкие труды. Если все же его просили принять плату как дар, он делил ее на три части: на краски, доски, золото; на милостыню для нищих; на нужды тела — одежду, питание. Со временем Алипий был рукоположен в сан иеромонаха. Сказание о преподобном Алипии содер- жит несколько чудес, связанных с иконами.

Один богатый киевлянин заболел проказой. Долго он лечился у врачей и, как подчеркивает сказание, даже у волхвов и иноверных, и ничего не помогало. Пришел этот человек и в Печерский монастырь, где был ископан колодец самим преподобным Феодосием. Вода из колодца не раз исцеляла благоверных киевлян. Но этот человек пришел без веры в Бога, без веры в святого Феодосия, он хотел лишь попробовать, не поможет ли. Дали ему попить святой воды, помочили лицо и всю голову, и стала болезнь его еще хуже. Пришел больной к преподобному Алипию, исповедовался у него в грехе неверия. Святой иконописец «взем вапъницю и шаровными вапы, ими же иконы писаше, и сим лице его украси и струпы гнойныа замазав, и сего на первое подобие и благообразие претвори» (Патерик 1980:590-592). Затем повелел умыться водой, которой умываются священники, и струпья спали с лица.

Автор сказания, архимандрит Поликарп, подчеркивает, что Алипий уподобился Иисусу Христу, который помазал брением глаза слепого, послал его умыться в Силоамской купели, и тот исцелился (Ин. 9:1-7). Преподобный Алипий иконными красками исцелил больного, но «честь исцеления» отдал «служителям Божиим», т. е. воде, которой умывались священники. Важно и то, что преподобный Алипий исцелил больного не только от телесной болезни, но и от душевной проказы — от неверия. Преподобный Алипий уподобился и святому Луке, который был не только апостолом и евангелистом, но иконописцем и врачом. Самая яркая деталь этого сказания, как нам кажется, — исцеление с помощью помазания лица иконными красками. Материальные краски обретают чудотворную силу по причине того, что они находятся в руках святого человека, а также потому, что ими пишут святые иконы. Человек есть образ Божий, живая икона Божия, правда, затемненная грехом, душевными и телесными недугами. Преподобный Алипий своими действиями подтверждает, что каждый человек создан по образу Божию, что сам человек виноват в искажении образа, что каждый человек может исцелиться и вернуть утраченный образ Божий. Единственное, но не простое условие — чистая и искренняя вера. Память об этом чуде долго жила в Киеве, а правнук исцеленного выразил свою благодарность монастырю: он оковал золотом киворий над святым престолом Печерской церкви (Патерик 1980:592).

Следующее чудо показывает, что святой иконописец находился под особым покровительством Божиим. Один богатый киевлянин по- строил на свои средства церковь и через двух монахов Печерского монастыря заказал преподобному Алипию семь икон — две в местный и пять в деисусный ряд иконостаса, причем дал и иконные доски. Монахи взяли деньги и золото и растратили их, Алипию же ничего не сказали. И еще два раза приходили они от имени Алипия к заказчику, и тот по любви к иконописцу с радостью давал им золото и деньги на иконы. Наконец, когда заказчик послал в монастырь узнать, готовы ли иконы, монахи ответили, что деньги иконописец взял, но икон писать не хочет. Тогда этот человек пришел к игумену монастыря жаловаться на Алипия. Игумен был удивлен, зная, что Алипий часто и даром пишет иконы. Призвали святого иконописца, но он, конечно, ничего не мог объяснить. Тогда послали за монахами, бравшими деньги; их на месте не оказалось, но иконы чудесным образом и очень искусно — «зело хытры» — оказались написанными на досках, взятых ими у заказчика (Патерик 1980:594). Тогда все поклонились самоизобразившимся иконам Нерукотворного Спаса, Пресвятой Богородицы и святых. Монахи-обманщики были изгнаны из монастыря.

Сказание, однако, на этом не кончается. Монахи те, как выясняется из дальнейшего, были иконописцами. Из зависти к преподобному Алипию они придумали новую ложь. Они стали утверждать, что это они написали иконы, а не сами иконы изобразились, и убеждали народ, во множестве приходивший поклониться чудотворным иконам, не верить чуду. И тогда Господь еще раз прославил Свои иконы и препо- добного Алипия. Во время большого пожара выгорел почти весь Подол (район Киева), сгорела и церковь, где стояли чудотворные иконы, но «по пожаре обретошася седмь икон тех целы» (Патерик 1980:594). Даже сам великий князь Владимир Мономах пришел посмотреть на такое чудо. Одну из икон Пресвятой Богородицы князь послал в Ростов, в построенную им там церковь. Там произошло еще одно чудо. Церковь эта обрушилась, но икона осталась цела. Как сообщает автор сказания, архимандрит печерский Поликарп, он видел эту икону и был свидетелем чуда в Ростове (Патерик 1980:596).

В последней части повествуется еще об одной чудесным образом написанной иконе. Преподобного Алипия попросили написать икону к празднику Успения Богородицы. Взявшись за дело, он внезапно разболелся и не смог продолжить работу. Заказчик несколько раз «докучал» ему и уже жалел, что не доверил эту работу другому иконописцу. Алипий же успокаивал его, говоря, что Господь может и одним словом Своим написать икону. В канун же праздника преподобный Алипий увидел в своей келье светлого юношу, который начал писать образ Успения. Юноша за три часа закончил икону, и по быстроте, с которой он работал, Алипий понял, что это Господь послал Своего Ангела. Примечателен и конец сказания. Ангел завершил икону и обратился к иконописцу: «О, калугере, егда что недостаточно или чим погреших?» (Па- терик 1980:596), т. е. не ошибся ли он в чем, не нужно ли что исправить на иконе. Так преподобный Алипий ставится в своем мастерстве выше Ангела. 

В день праздника утром заказчик со скорбью вошел в храм. Отворив церковные двери, он вдруг увидел на своем месте икону, всю сияющую ослепительным светом. Присутствовавшие поклонились ей, а боголюбец-заказчик пошел в монастырь рассказать о случившемся игумену. Вместе они зашли в келию Алипия, и тот рассказал им об Ангеле, написавшем икону и доставившем ее в храм. 

Из киево-печерских иконописцев в Патерике говорится только об Алипии. Это следует отметить, поскольку в известном «Сказании о святых иконописцах» после преподобного Алипия называется преподобный Григорий: «Преподобный отец Григорий Печерский, иконописец Киевский, много святых икон написал чудотворных, яже зде в Российской земли обретают- ся, спостник бе преподобному Алипию. В нетлении в пещерах почивает» (Буслаев 1861:2, 379). Память святого Григория иконописца Церковь отмечает 8/21 августа и 28 сентября/11 октября. Мощи его находятся в Ближних (Антониевых) пещерах. Остается открытым вопрос: почему Патерик даже не упомянул о святом спостнике преподобного Алипия?

Патерик сообщает и такой важный факт: великий князь Владимир Мономах первым в Древней Руси позаботился о точном соблюдении иконописцами иконографического канона. Он написал специальную хартию, которая повелевала иконописцам при написании икон брать за образец иконы печерской Успенской церкви (Патерик 1893:72). Возможно, свою роль здесь сыграло греческое, по линии матери, происхождение великого князя, его любовь к византийской иконописи, но, бесспорно, здесь сказалось и желание оградить церковное искусство от самодеятельных художников.

В начале «Слова о создании Печерской церкви» есть такой эпизод. Варяг Шимон пришел в монастырь к старцу Антонию и поведал следующую историю: «Отец мой Африкан съдела крест и на немь изообрази богомужное подобие Христово написанием вапным, ново дело, яко же латына чтуть, велик делом, яко 10 лакот» (Патерик 1980:414). Отец Шимона украсил крест золотым поясом. По велению Божию Шимон принес этот пояс в дар монастырю. Впоследствии золотым поясом размеряли величину Печерской церкви.

В процитированных словах обращают на себя внимание две детали. Во-первых, Шимон называет написанное на кресте красками Распятие «новым делом» (действие происходит в 70-х годах XI века). Но для кого это дело новое? Видимо, для варяга Шимона и, как видно по контексту, для преподобных Антония и Феодосия. Но Шимон — католик, лишь через некоторое время преподобный Феодосий присоединил его к Православию. Он говорит эти слова еще как католик, и, значит, это дело новое и в католическом искусстве. Значит ли это, что до тех пор на крестах не изображалось в красках тело распятого Христа?

Во-вторых, хотя такое Распятие — «новое дело», хотя такой крест почитают «латиняне», Шимон называет его образом. «Слышах глас от образа», — говорит он преподобному Антонию (этот голос и прислал его в Киев). Нам кажется, это важная примета иконопочитания: всякое изображение Спасителя или Богоматери, если оно не кощунственно, достойно почитания.

Слово тридцать седьмое Патерика представляет собой ответы преподобного Феодосия на вопрос князя Изяслава о различиях между латинской и православной верой. На первое место среди различий преподобный Феодосий ставит иконопочитание: «Прьвое, — говорит он, — икон не целують» (Патерик 1980:614). Преподобный Феодосии хочет, вероятно, сказать, что католическое понимание иконы сводит ее на уровень «книги для неграмотных», как она и называется иногда до сих пор. Для православных же икона — это единство видимого образа и невидимого Первообраза. Поэтому можно и прикладываться к иконе, и воздавать ей различные виды почитания, ибо оно относится не к материальному изображению, а к Первообразу, восходит к нему. Преподобный Феодосий в своем ответе выделил эту сторону православного иконопочитания.

Сказания Печерского патерика об иконах свидетельствуют о наличии в Киевской Руси уже в конце XI века широкого, развитого, творчески воспринятого и богословски обоснованного иконопочитания. Сказания содержат в себе также несколько иконных тем и мотивов, которые позже повторяются во многих других древнерусских сказаниях о чудотворных иконах: а) икона вручается человеку Самой Богородицей; б) икона приводит человека на нужное место, иногда даже против воли человека; в) икона изображается сама — в технике мозаики, фрески или на доске; г) Ангел помогает иконописцу написать икону; д) икона излучает неизреченный Божественный свет; е) Святой Дух в виде голубя освящает икону; ж) пожар уничтожает храм, но икона остается цела; з) храм обрушивается, но икону находят невредимой; и) икона наказывает клятвопреступника или вообще грешного человека; к) украшение иконы золотом и драгоценностями приравнивается к милостыне нищим.

Некоторые сказания Киево-Печерского патерика об иконах восходят по своим сюжетам к византийской литературе, но Патерик никогда ничего не заимствует механически, в нем все творчески переосмыслено, дополнено самобытными чертами и деталями, что делает его оригинальным произведением древнерусской литературы.